Очередной выпуск спецпроекта РИА «Новый День» «Язычник» посвящена самому сложному в «великом и могучем».
Профессор Дитмар Розенталь – создатель лекал для советской грамматики русского языка (кстати, сегодня все грамотные и полуграмотные отмечают 120- летний юбилей профессора – мифа), называл категорию рода одной из главных сложностей русского языка, самого трудного, на его взгляд. Его любимый вопрос в подтверждение этой мысли на публичных лекциях звучал так: «Какого рода вуаль и тюль?! »
В замешательство иногда приходили и те, кто точно знал: тюль – месье, вуаль – фемина.
В замешательстве, думаю, пребывал и сам профессор – полиглот, который не просто знал эти современные правила, но и сам их как нормы и фиксировал! Что не исчерпывало для него проблемы, ибо обе лексемы мигрировали в русский из французского, где имели не только один – мужской – род, но и сходное значение – легкая прозрачная, иногда сетчатая ткань.
Вот, собственно, о смене пола в русском языке словами на –ль мы сегодня и поговорим в память о кумире многих филологов и лингвистов, для которых справочники и пособия Розенталя стали своего рода Библией.
И зря, потому что «патологическая грамотность» Розенталя базировалась не только на анализе весьма противоречивых правил русского языка (что существовали еще при « царском режиме», но были существенно «поправлены» на рубеже 19-20 веков и, конечно, при советской власти), но и на его вкусе и чутье. А как признавался сам профессор: если возникала дилемма, как лучше, «ему Пушкин подсказывает». Однако, ниже вы убедитесь: если ориентироваться на Александра Сергеевича, вопросов относительно норм родного (или изучаемого как иностранный) русского станет не меньше, а больше…
Итак, каждый грамотный пользователь в курсе: есть четыре рода существительных – женский, мужской, средний и общий. Первые два обычно определяются интуитивно: самолет или печка сомнений не вызывают даже если вы не Пушкин и не Розенталь.
Но можно попасть впросак или счесть безграмотным не только Пушкина, но и Лермонтова с Тургеневым и прочими классиками (этак до Чехова, т.е. до периода 1890-х), решая вопрос с использованием прилагательных к «сомнительным» существительным.
К ним относятся уже названные вуаль и тюль, их братья и сестры (с окончаниями на ль) французского, итальянского, испанского и даже нидерландского происхождения. И некоторые «местные» слова. Все эти симпатичные лексемы типа пасквиль, шпиль, эндшпиль (в отличие от предыдущего голландца это слово – немец), кадриль, водевиль, дуэль, азрозоль, консоль, антресоль и пр.
В современной версии русского определить родовую принадлежность этих слов не помогут ни семантика, ни лексическое или фонетическое значение. Даже «женственные» на чей-то вкус –ль вполне могут оказаться «мужиками».
Например, уже упомянутый француз тюль, «осев» в русском, вроде бы должен был стать женского рода, ан нет, относится, как и во французском, к мужскому. Аналогичная история с аэрозолью. С точки зрения орфоэпии или значения (взвесь мельчайших водных или твердых частиц) – чистая дама. Однако слово имеет мужской род.
Еще хуже дело обстоит со словами – иностранцами, которым модифицирующийся с эпохой язык поменял пол.
Вот вам беспримесная классика. На примере всего одной лексемы – вуаль.
Афанасий Фет:
Михаил Лермонтов:
Николай Огарев:
Зеленый Ваш вуаль порхал вкруг шляпки белой
Иван Тургенев:
Тёмный вуаль её взвился по ветру
Лев Толстой:
А уже в чеховской «Княгине»:
И в блоковской «Незнакомке»:
И у Бунина:
Не лучше дело обстоит и с дуэлью, которая при Пушкине, оказывается, была самым настоящим дуэлем:
У Герцена в «Былом и думах» находим:
Берем еще одну лексему на ль – кадриль, которая сейчас существует в однозначно женском роде.
В пушкинском «Романе в письмах»:
Французский кадриль заменил Адама Смита…
В «Скверном анекдоте» Достоевского черным по белому читаем:
Мой любимый пример – вьёлончель пушкинских же времен (тогда инструмент имел мужской род и вот такую изысканную орфографию).
Из « Графу М. Вильегорскому» Козлова:
Виолончель (уже в редакции вьолончель) у Андрея Белого, то есть в самом начале XX века, все еще мужского рода:
А он, подняв свою ладонь
В речитативы вьолончеля:
«Валторну строгую не тронь:
Она – Мадонна Рафаэля!»
И такая же лингвистическая петрушка с современной каруселью, что еще при Льве Толстом числилась каруселем. Ну а про рояль, который некогда был тетенькой, мы уже в одном из выпусков упоминали.
При этом тополь тогда (при Александре I, при Николае I , при Александре II, при Александре III) относили к женскому роду, что Пушкин с Лермонтовым и зафиксировали:
Немецкой тополью плененный…
А ведь тополь – это никакой-то там эмигрант, наше, праславянское слово… Но, заметьте, тоже на ль.
Разумеется, было бы намного удобнее, если бы в нашей грамматике существовал единый принцип для определения рода подобных существительных. Но его нет. И 70 лет правивший русскую грамматику Розенталь, и сонм его коллег оказались бессильны упорядочить присвоение и смену рода заимствованиям на ль и даже русским словам с таким окончанием.
Поэтому, питаемся рыбой (в ней много фосфора, говорят, хорошо для функции памяти) и запоминаем:
