2017-й год для Закавказья был наполнен многообразными событиями. Однако, несмотря на это, говорить о нем как о некоей революционной вехе в истории региона не представляется возможным. Статус-кво, который сложился здесь восемь лет назад после признания Россией абхазской и югоосетинской независимости, существенно не изменился. После «четырехдневной» войны в Нагорном Карабахе не было недостатка в прогнозах относительно возможного повторения аналогичного сценария в 2017-ом году. Однако, несмотря на то, что инцидентов на линии соприкосновения конфликтующих сторон было немало, а на переговорах не было достигнуто существенных подвижек, прошлогодняя эскалация не была воспроизведена.
2017-й год для стран Закавказья был богат на внутриполитические события. В Армении состоялись выборы в Национальное собрание. На этот раз парламентская избирательная кампания была не простой регулярной процедурой, а важным этапом на пути реализации конституционной реформы. Именно вновь избранный состав депутатского корпуса будет определять, кто станет следующим президентом республики. При этом полномочия нового главы государства будут существенно урезаны и перераспределены в пользу премьер-министра и Национального собрания. Правящей Республиканской партии удалось не совершить фатальных ошибок, как это произошло при аналогичном сценарии в 2012-ом году с грузинской «партией власти» – «Единым национальным движением», в то время как оппозиция не смогла, как и раньше, консолидироваться. И главной интригой будущего года является вопрос о том, в каком качестве сохранит свое присутствие в армянской политике действующий президент Серж Саргсян. У экспертов как внутри страны, так и за ее пределами нет особых сомнений в том, во имя чего затевалась сама конституционная реформа. Речь идет о сохранении фактического влияния уходящего президента, не имеющего возможности пойти по центрально-азиатскому или азербайджанскому пути, то есть отменить ограничения по количеству легислатур для одного политика.
В Азербайджане без всякого преувеличения главным событием года стало назначение супруги действующего главы государства Ильхама Алиева Мехрибан первым вице-президентом. Новое кадровое назначение азербайджанского лидера вызывало значительный интерес среди журналистов, блогеров и пользователей социальных сетей. Остроты ситуации добавил тот факт, что вторым лицом в государстве официально стала «первая леди» Азербайджана. Само решение Ильхама Алиева многими было представлено едва ли не как иррациональное решение авторитарного лидера, призванное утвердить незыблемость режима его личной власти. Между тем такая «вульгарно-ориенталистская» интерпретация не слишком продуктивна для понимания азербайджанских внутренних процессов. Ведь Мехрибан Алиева помимо своего семейного статуса не первый год в большой политике. Притом за все это время она занимала официальные позиции (депутат национального парламента, президент Фонда Гейдара Алиева, заместитель председателя правящей партии «Ени Азербайджан»). И ее роль в принятии важных решений не подвергалась сомнению со стороны экспертного общества.
Таким образом, в Азербайджане налицо не только укрепление «семейного правления», но и формализация статуса супруги президента, объективно отражающего ее политический вес. При этом каких-то сюрпризов в канун кампании 2018-го года не предвидится. Азербайджанская оппозиция не только придавлена авторитарной властью, но и политически раздроблена, в ней явный кризис новых идей и новых людей. Если же говорить о внешних факторах, то Баку удается избегать давления со стороны США и стран ЕС, несмотря на время от времени возникающую критику азербайджанской внутренней политики, а также различные скандальные истории. В этом плане показательным стал прошлогодний сюжет с публикацией во влиятельном британском издании «Guardian», а также ряде других европейских СМИ скандальных материалов. В результате журналистского расследования была выявлена коррупционная сеть, с помощью которой азербайджанские политики осуществляли лоббистскую деятельность и влияние в странах ЕС и ряде международных организаций. Но стало ли это причиной введения санкций или пересмотра политических приоритетов в отношении Вашингтона, Брюсселя и Баку? Ответ на этот вопрос останется риторическим до тех пор, пока Запад будет видеть в Азербайджане «надежного энергетического партнера» и поставщика углеводородов в Европу без возможного российского участия. Новая «холодная война» с Россией, а также резкое ухудшение отношений с Ираном после прихода в Белый дом Дональда Трампа снова повысили азербайджанскую «геополитическую капитализацию».
В Грузии важнейшим событием года стало принятие очередного пакета конституционных поправок. Их инициаторами стала партия «Грузинская мечта», которой удалось де-факто приватизировать процесс реформ. Это стало логическим следствием победы на парламентских выборах 2016-го года. Обладая конституционным большинством, «мечтатели» фактически отсекли оппозицию от обсуждения и принятия поправок и смогли смоделировать грузинский политический ландшафт под себя. Полномочия президента будут урезаны, а условия парламентских выборов при соответствующем применении административного ресурса помогут «партии власти» удержать свое доминирование. Один нюанс. В отличие от нефтеносного Азербайджана, рассматриваемого в качестве важного энергетического партнера Турции, США и ЕС, Грузия в большей степени зависима от мнений европейских и американских партнеров. Для них укрепление авторитарных тенденций в Грузии хотя и не является основным вызовом (главное, чтобы Тбилиси не сменил евроатлантический вектор внешней политики на евразийский выбор), но в то же время не слишком приемлемо. В итоге Грузии предстоит еще один раунд конституционных изменений с учетом замечаний Венецианской комиссии Совета Европы. При этом, по словам спикера грузинского парламента Ираклия Кобахидзе, «принципиальные дискуссии вокруг Конституции завершены». И вряд ли правящая партия намерена проводить их с активным вовлечением оппозиции, которая, к тому же, переживает не лучшие времена (партия экс-президента Михаила Саакашвили «Единое национальное движение» расколото).
С точки зрения конфликтной динамики региона наиболее опасной точкой Закавказья в 2017-ом году остался Нагорный Карабах. И хотя повторения «четырехдневной войны» удалось избежать, на линии соприкосновения конфликтующих сторон были зафиксированы инциденты. Их пики пришлись на февраль, май, июнь, июль и октябрь 2017-го года. При этом столкновения перемежались с переговорами, а в конце года мы увидели значительную активизацию мирного процесса, которая включала в себя как встречи глав государств и МИД Армении и Азербайджана, визиты сопредседателей Минской группы, так и обсуждение перспектив урегулирования в формате закавказского турне Сергея Лаврова и министериала ОБСЕ в Вене.
Думается, такая активность имеет свое объяснение. Скорее всего, речь идет не о выходе на некое компромиссное политическое решение, а о планируемой подготовке к переговорному «застою». Он должен наступить в 2018-ом году. В Армении и в Азербайджане пройдут выборы, при том, что в первом случае важна не сама процедура избрания президента, а формирование новой или «старой новой» властной конфигурации. И Еревану, и Баку будет не до обсуждения уступок и компромиссов. Напротив, не исключен всплеск популизма, а также военных инцидентов, особенно, с азербайджанской стороны, так как именно ее не устраивает текущий статус-кво, и это никто в Азербайджане не скрывает. В то же время, в отличие от импульсивного Михаила Саакашвили, осторожный Ильхам Алиев будет избегать ненужных сюрпризов в канун выборов. Тем не менее есть риск того, что некоторое военное «тестирование», как доказательство решимости «вернуть территории», будет продемонстрировано, но без стремления завязнуть в продолжительном конфликте. Между тем сами такие попытки опасны, поскольку, будучи единожды использованы, они создают свою собственную логику, не всегда подконтрольную рациональным резонам.
Впрочем, страны-сопредседатели будут пытаться удержать ситуацию под контролем. И здесь многое зависит уже не только и даже не столько от самой нагорно-карабахской динамики, сколько от «фоновых факторов». До сих пор процесс урегулирования конфликта в Нагорном Карабахе оставался, фактически, единственной сферой, где США и Россия сотрудничали. Но в какой мере этой кооперации поможет растущая конфронтация по всем другим направлениям, начиная от Украины и заканчивая проблемами контроля над вооружениями? Риторический вопрос.
По сравнению с Нагорным Карабахом Абхазия и Южная Осетия представляют собой оазисы мира и спокойствия. Россия осуществляет их социально-экономическую поддержку, обеспечивает военные гарантии неприкосновенности фактических границ. Грузия и ее партнеры из США, ЕС и НАТО не принимают «новых реалий в Закавказье», но и не стремятся их изменить. Однако это означает лишь то, что один набор проблем сменился на другой. Фактор Грузии и перспективы возможной ликвидации инфраструктуры двух ее бывших автономий исключены из актуальной повестки дня. Но на первый план вышла роль России, ее качественного менеджмента по обеспечению развития двух частично признанных республик. И здесь далеко не все вопросы получают адекватное решение.
Население Абхазии и Южной Осетии выражает недовольство теми элитами, которые оказались бенефициарами этих самых «новых реалий». Ярким свидетельством этого в 2017-ом году стали выборы в абхазский парламент и президентская кампания в Южной Осетии. В Абхазии после первого тура выборов только 12 мандатов оказались заполненными, за бортом высшего представительного органа остались многие политические «тяжеловесы» (Сергей Шамба, Вячеслав Чирикба, Валерий Бганба). По справедливому замечанию кавказоведа Александра Скакова, «самое главное, что показали эти выборы – парламент прошлого созыва в целом оказался не соответствующим надеждам и потребностям абхазского общества».
В Южной Осетии второй тур для избрания президента не потребовался. Уже в первом туре победителем стал Анатолий Бибилов, спикер национального парламента, построивший свою кампанию на основе критики действующей власти и президентской команды своего предшественника Леонида Тибилова. В этом контексте важно заметить, что Москва, несмотря на заинтересованность в стабильности и сохранении прежнего руководства, в выборы излишне не вмешивалась и приняла их итоги. В конце концов, и Бибилов, и депутаты абхазского парламента, принадлежащие к различным политическим лагерям, не видят альтернативы Москве как политическому патрону двух республик.
Следует особо отметить и внутреннюю динамику в непризнанной Нагорно-Карабахской Республике (НКР). И хотя она не участвует в переговорном процессе, а ее независимость не признала даже Армения, игнорировать происходящее в этом образовании не представляется возможным. Прежде всего потому, что любой конфликт – это спор не только о территории, но и о судьбе проживающего там населения. 20 февраля 2017-го года в НКР состоялся конституционный референдум. Проект изменений Основного закона поддержали 87,6% избирателей, против него проголосовали 9,7%. Нововведения не просто укрепили президентскую вертикаль, но и дали возможность действующему руководителю республики сохранять свои полномочия до 2030-го года. В июле Бако Саакян ожидаемо был избран президентом голосами депутатов парламента НКР.
Поучительная история! Особенно в контексте того, что в 1990-х – начале 2000-х годов Нагорный Карабах задавал демократические стандарты для других непризнанных образований на территории бывшего СССР. Однако стоит иметь в виду крайне важный момент в истории с нагорно-карабахским реформаторством. Речь идет о его критической зависимости от вопросов безопасности. Это помогает понять, почему, наряду с пресловутым административным ресурсом, инициатива об укреплении президентской власти созвучна многим чаяниям рядовых карабахцев, знающих не понаслышке о вооруженных инцидентах на линии соприкосновения. Непрекращающаяся напряженность на линии противостояния, а также последствия эскалации прошлого года при отсутствии ясных гарантий невозобновления подобных сценариев заставляют отодвигать демократию на второй план, выдвигая на первый – безопасность.
